[AVA]http://i.imgur.com/vyiMfsi.jpg[/AVA]

Элис, как и ее старшая сестра, родилась во второй временной зоне, и ее семья особо никогда не жаловалась на недостаток времени. Генри Лидделл любил свою жену и души не чаял в дочках. С его работой банкира всегда хватало времени на оплату счетов и маленькие радости для девочек. В их регионе часовые не устраивали бесчинств, а вели тихий бизнес, исключающий бандитизм.
И все было тихо и мирно. Пока не началась утечка времени. Элис тогда только исполнилось тринадцать. Про Уилла Саласа и Сильвию Вайс кричали все телевизионные каналы и печатные издания. Миссис Лидделл, переживая за свою сестру, жившую с мужем в восьмом секторе, поехала со старшей дочерью навестить ее. Они не вернулись. В этой неразберихе так и не удалось точно узнать, что случилось, но их нашли обнуленными, как и мужа тети девочки. Тогда глава резко поредевшего семейства, переживая за оставшуюся дочь, решился воспользоваться сложившейся ситуацией. Для него утянуть из банка пару тысяч лет не составило никакого труда, тем более, что до них все равно рано или поздно добрались бы Салас и Вайс. Так же ему были на руку ломающиеся барьеры и люди, стекающиеся в Нью-Гринвич - в толпе проще затеряться.
И все снова стало тихо и мирно. Правда, отец, ударившись в затяжной приступ паранойи, разве что не запер Элис с четырех стенах. Нет, она находила себе занятия и дома, например - чтение или рисование. Она тяжело пережила смерть матери и любимой старшей сестренки, а последовавший за этим переезд не улучшил ситуацию. И образы из посещавших ее кошмаров она переносила на бумагу, вырисовывая целые миры. Открытый ребенок стал более замкнутым. Все знакомые остались во втором секторе, да еще и эти поддерживаемые отцом тепличные условия не способствовали ее социализации, поэтому и вышло так, что для нее действительно во всем мире остался только отец. Он занимался ее воспитанием и обучением. Помимо неплохих успехов в рисовании и живого воображения, у девочки имелся пытливый ум, требующий развития, чем и занялся мистер Лидделл, нанимая учителей и покупая книги.
После того, как ей исполнилось двадцать, Элис пристрастилась выбираться ночами из дома и гулять по паркам, фонтанам, побережью, пробираться на крыши высоток. Она просто не могла уснуть, пока не прогуляется. Но под утро, до того, как отец просыпался, она возвращалась. Так что мистер Лидделл, даже если и догадывался о чем-то, за руку ни разу не ловил.
Но не так давно "мир и покой" были вновь потревожены - повсеместно стали происходить обнуления. Людей просто находили с тринадцатью нулями на их часах в их же домах. Поползли слухи о неких "лимитерс", возвращающих время, украденное когда-то Саласом и Вайс. Генри все боялся, что обнуленных начнут находить и в Нью-Гринвиче. И пусть он отчаянно надеялся, что этого не произойдет - пути к отступлению приготавливать начал.
У Элис вот уже несколько месяцев, как пошли часы. В ночь своего дня рождения она снова не могла уснуть, и свое двадцатипятилетие встретила на крыше высотки. В какой-то момент она почувствовала, будто сердце сжалось, останавливаясь - но уже в следующую секунду забилось с новой силой, теперь заставляя бежать по ее венам не только кровь, но и время. Глубоко вздохнув, она закатала рукав кофты и минут двадцать смотрела на свои часы, на то, как уходит ее время. В никуда. Она не понимала цели этой жизни, больше похожей на существование. Все бессмертны. Она бессмертна...и что? Ради чего отец ее так оберегает?
Вот и сейчас она так же сидела на берегу моря и смотрела на звезды. Последние несколько недель отец ведёт себя странно. Установил на дом дополнительную охрану, купил оружие и даже нанял Элис тренеров по стрельбе и чему-то, подозрительно напоминающему самооборону. Хотя он и говорил, что это просто для поддержания ее в форме, девушка догадывалась, что дело в этих лимитерс. А точнее в обнуленных ими, ведь последнюю неделю трупы находят по всему Нью-Гринвичу. Саму Элис это лишь немного будоражило, но точно не до желания запереться в комнате и никуда не выходить. Однако нервозность отца накаляла атмосферу дома, взвинчивая и восприимчивую девушку. Сегодня вечером они поругались. Из-за ерунды - отец решил пополнить ее часы ещё десятью годами. Она спросила зачем и попыталась объяснить свои ощущения на тему "это не жизнь, а существование", но отец оборвал ее, сказав, что все это глупости. Тогда Элис сорвалась, наверное, впервые в своей жизни: на глаза навернулись слезы обиды, она, не слушая отца, вырвала свою правую руки из его руки, прерывая передачу времени, схватила пальто с вешалки и выбежала из дома.
И вот она здесь. Сидит на берегу, обхватив колени, и пытается разобраться в себе. Слез уже не было, они кончились быстро. Но не было и ответа. Единственное, что она точно поняла - нужно вернуться домой, потому что отец наверняка переживает. Фоном пришло и понимание, что ее время идёт сейчас исключительно для него. Все это время с момента смерти мамы и сестры она жила для отца. Чтобы он не переживал, был спокоен. Но так же нельзя. Это не может продолжаться бесконечно. Не должно. Все должно идти вперед, как и время. Но после разрушения барьеров между временными зонами все будто замерло. И она тоже. Она топчется на одном месте, даже не смотря на то, что взрослеет и узнает что-то.
Надо что-то менять, - с этой мыслью она поднялась на ноги, отряхивая песок и одергивая широкую юбку, и направилась домой. В любом случае нужно было поговорить с отцом еще раз. Он должен понять ее. Хотя бы попытаться.
Элис увидела свет в гостиной, когда подошла к дому, и почувствовала укол совести - папа наверняка места себе все это время не находит, а ведь уже третий час ночи. Вздохнув, она открыла дверь и направилась в гостиную, на ходу снимая пальто и говоря:
- Папа, извини, но мне нужно было... - дальнейшие слова застряли в горле, а ткань пальто выскользнула из пальцев, потому что открывшаяся в комнате картина повергла ее в шок: отец привязан к креслу, рукав его рубашки закатаны, открывая часы, правая рука повернута внутренней стороной запястья вверх, лицо залито кровью, а рот заткнут чем-то. По бокам от него стоят двое незнакомцев. Элис уже хотела было рвануть с места, но не успела. Той бесконечной секунды, что длился ее шок, хватило, чтобы себя проявили "гости": третий человек схватил ее со спины, перехватывая руки. Тут же послышался короткий, но громкий "вжик" - и в кожу запястий впился пластик тонкой стяжки, сменивший не особо деликатные руки, теперь крепко держащие ее повыше локтей и практически не оставляющие возможности для маневра.
- Кто Вы такие? Что Вам нужно от нас? - однако, она уже знала ответ. Лимитерс. Тысяча мыслей метеорами пронеслись в голове, но высказала она только одну, пусть и смутно догадываясь о тщетности любых просьб: - Пожалуйста, заберите мое время, но оставьте моего отца, - мистер Лидделл тут же запротестовал, но кляп явно мешал оформить протест в слова. Элис переводила взгляд с одного парня на другого, отчаянно стараясь не смотреть в кресло - голос и без того предательски подрагивал.
- Смышленая девочка, быстро поняла, что к чему, - из угла за ее спиной вышел четвертый человек. Светлые волосы, наглый взгляд, тягучие, ироничные интонации, довольная ухмылка, абсолютно самоуверенный вид. - И как самоотверженно просит за папочку. Вся в него, - не переставая усмехаться и не отводя взгляда от девушки, он обходит кресло, явно наслаждаясь происходящим. - Он тоже просил за тебя, детка, просил "не трогать твое время", - произносит, будто передразнивая интонации Генри, и, не спеша закатав правый рукав своей рубашки, присаживается на корточки рядом с креслом.
- Нет!.. - Элис дергается, понимая, что произойдет дальше, не обращая внимания на стрельнувшую боль в руках и не думая о тех синяках, что оставляют чужие пальцы. Но по знаку неимоверно довольного главаря этой шайки - почему-то она решила, что здесь и сейчас именно он руководит остальными тремя - державший девушку обхватил ее, с силой зажимая рот ладонью.
- Но вот в чем дело, - как ни в чем не бывало продолжает этот урод, напустив в голос деланного сочувствия, - здесь вашей нет ни секунды, - он кладет руку на запястье отца и начинает вытягивать из него время. - Лимит исчерпан.
Элис снова дергается в крепко держащих ее руках, пытаясь что-то сказать, но лишь напарывается на абсолютно безжалостный взгляд светлых глаз, пытливо, с удовольствием и чувством собственного превосходства изучающий ее, будто впитывающий отчаяние, излучаемым сейчас ею. И она понимает, что все бесполезно. Сейчас этот человек убьёт их обоих. Поэтому девушка посмотрела на отца, пытаясь передать взглядом, как она сожалеет. Ведь действительно из-за того, что она ушла, отец не активировал защиту и не сумел вовремя среагировать на появление чужаков.
Эти бесконечные полминуты, пока у Генри отбирали время, Элис не сводила с него глаз, не замечая текущие по щекам слезы, почти оглохнув от монотонного гула в ушах, в который слились стремительно утекающие из ее отца секунды... И всхлипнула, когда его тело выгнулось в болезненной судороге последнего удара сердца. Она снова почти неосознанно дернулась в удерживающих ее руках - и обмякла. Ноги отказались ее держать, визуальный обзор стремительно уменьшался, уши заложило - она чувствовала, будто погружается глубоко под воду. Откуда-то из-за толщи воды, что сомкнулась над ней, слышался голос человека, убившего ее отца...
Как вдруг раздалась трель телефона, прервавшая его. Далее последовал короткий разговор и чертыхание.
- Что такое, Джексон? - кажется, это был один из тех двоих, что стояли у кресла.
- Мне нужно уехать, - и вот сейчас он был точно раздосадован. - Черт! Как ни жаль оставлять ее вам, - кажется, он действительно сожалел об этом, - но закончите здесь сами.
Элис медленно моргнула, осознав, что захлопнувшаяся за этим Джексоном входная дверь вернула ее в сознание, и даже более того - все внезапно стало почти болезненно ярким и громким. И таким ясным.
- Хорошо, разберемся с ней и... - державший Элис парень только и успел, что убрать ладонь от её лица, по-видимому посчитав, что дергаться она больше не будет, как девушка с силой откинула голову назад, ударяя его затылком. Не имеет значения, куда пришёлся удар - главное, что парень, охнув, ослабил хватку, позволяя Элис вырваться. Пока не очнулись оставшиеся двое, она рванула на лестницу. Ей нужно в кабинет отца. Он закрывался изнутри, на столе там лежит нож для бумаги, а в нижнем ящике - пистолет.
Она взбегает по ступеням, подгоняемая голосами и топотом пришедших в себя лимитерс.
Направо, по коридору, первая дверь, - она почти вваливается в приоткрытую дверь темной комнаты, тут же привалилась к ней спиной, захлопывая и непослушными пальцами поворачивая ключ в замке. Плечом она быстро находит на стене выключатель, заставляя вспыхнуть свет. Поглубже вздохнув, она подходит к столу и притягивает к себе нож для вскрытия конвертов. Ругань и шаги уже за дверью, содрогающейся под ударами. На сколько может аккуратно и быстро, Элис проталкивает лезвие между ладоней и со сдавленным шипением перерезает стяжку. Без порезов не обошлось, и, огибая стол, она растирает кровь по затекшим запястьям, разминая их. Руки чуть дрожат, но когда дверь вышибают, девушка уверенно держит уже снятый с предохранителя пистолет и без колебаний стреляет. Затем ещё и еще раз. Чтобы попасть в третьего, пришлось выйти из-за стола. Кажется, ей повезло, что они не ожидали отпора. Она опасливо присаживается и закатывает их рукава, чтобы проверить часы.
Жив...мертв...жив, но не на долго, судя по ранению, - ей не нужно их время. На ее часах почти одиннадцать лет, пока ей хватит. Поэтому она быстро идет в свою комнату, переодевается, заклеивает порезы и собирает в небольшую сумку несколько вещей из одежды и свой блокнот с рисунками. Из сейфа в кабинете отца забирает еще один пистолет, несколько обойм и капсулу с двумя веками.
Элис спускается вниз и опускается на колени перед креслом. На ее губах появляется горькая улыбка. У судьбы паршивое чувством юмора: чуть больше часа назад, там, на берегу моря, она решила, что ей нужно изменить свою жизнь. Пожалуйста - получите, распишитесь - и делать ничего не пришлось. Выжить, разве что.
Она смотрит на отца, шепчет "Прости меня", поднимается и уходит.
Папа хотел, чтобы она жила. Что же - она попробует.
К вечеру второго дня, короткими перебежками, Лидделл добралась до восьмого сектора. Она видела свою тетю очень давно, еще когда была совсем маленькой, но с тех пор та не изменилась. Как и никто не менялся с наступлением двадцати пяти лет. Разве что у нее появился сын, которому недавно исполнилось одиннадцать. Отчасти и поэтому тетя открыла дверь с опаской, но, узнав племянницу, впустила ее, выслушала и предложила остаться. Эту ночь она спала крепко и спокойно. С пистолетом под подушкой вообще, оказывается, отлично спится. И нет, она не параноик.

Убедиться в этом она смогла уже к следующему вечеру, когда раздался звук вышибаемой входной двери, а затем послышался насмешливый голос. Элис в этот момент была наверху, в выделенной тетей для нее комнате. Реакция была мгновенной - она подскочила к окну и увидела несколько машин и их хозяев, заходивших в дом. Минимум троих. Девушка вытянула пистолет из-под подушки и, шикнув высунувшемуся было из своей комнаты племяннику, бесшумно спустилась вниз. Малыш Дейви был на удивление спокойным и послушным ребёнком, мышкой спрятался у себя в комнате. А Элис прокралась за спинами двоих, застывших в дверях гостиной, и через кухню прошла к другому входу в комнату. Она только чуть выглянула из-за двери и увидела ещё троих, двое из которых стояли к ней спиной, а последний...
...девушка чуть не выронила пистолет - тетю держал ублюдок, убивший отца. Джексон. Значит ей не показалось - она действительно услышала именно его голос.
Но триггером для нее послужила фраза, произнесенная брюнетом, стоявшим спиной к кухне. Та самая фраза, за которой последовала смерть папы. Она будто вернулась на два дня назад: другой голос, насмешливый, произносит эту фразу, ухмылка на лице убийцы, и то, с каким удовольствием он смотрит на ее отчаяние...
Твой лимит исчерпан, тварь, - Элис, движимая сейчас одним желанием - отомстить, не сводя глаз с этого ублюдка, прицелилась. И нажала на курок.
________________________
Внешний вид: черные лосины и носки, темно-синяя туника свободного покроя с короткими рукавами (не скрывающими синяков на запястьях и повыше локтей), подпоясана широким черным поясом, часы скрывает черная гетра; волосы собраны под резинку в низкий пучок; в руках заряженный пистолет.